Первые университеты

Высшие учебные заведения принадлежат к обязательному набору институтов любой цивилизации. На территории современного Ирана в VI веке была основана Академия Гондишапура, в Древнем Китае — Императорский Нанкинский во II веке до нашей эры, в Индии — университет Наланда в V веке, а в Древней Греции о высших школах можно говорить начиная с V века до нашей эры. Если не мифологизировать университет и не привязывать феномен к моменту времени, когда появилось само слово, то университетом можно считать всего лишь интеллектуальный центр, работающий со знанием: его сохранением, развитием, использованием для решения местных проблем, обновления социальных норм и подготовки в первую очередь элиты.

«Первый университет» — относительное и спорное понятие. То, какой вуз вы назовете первым, зависит прежде всего от изначальных установок. Например, если важно, чтобы «первый» был еще и существующим до сих пор, вы получаете двух кандидатов: Болонский университет (1088 год основания) и Аль-Карауин в Марокко (859 год). Если вы западноцентричны, вы игнорируете Аль-Карауин и называете Болонью. Если критерий существования до текущего времени неважен, вопрос значительно усложняется: ведь вполне возможно, что про часть вузов древности мы просто не знаем.

Используя два критерия, древний и влиятельный, остановимся на Академии Платона или Лицее Аристотеля. Что от них унаследовали современные вузы?

Во-первых, парадигму свободного образования, то есть образования для свободного человека, которому не нужно было думать о конкретном ремесле. Студенты изучали базу в виде тривиума (логика, грамматика и риторика) и квадривиума (арифметика, астрономия, геометрия и музыка), а после переходили к изучению философии. Эти уровни — то, что мы сейчас называем бакалаврским (undergraduate) и постбакалаврским образованием (graduate: магистратура и аспирантура). Во-вторых, критическое отношение к знанию. В Академии и Лицее вопрошание и коллективное мышление были стандартными практиками. Наконец, полевые исследования наверняка были и раньше, но Аристотель первым подошел к ним систематически и масштабно. Например, Александр Македонский пригонял возы с растениями и экзотических животных для своего учителя из новых завоеванных земель, а сам Аристотель вместе с учениками собрали конституции 158 полисов, что и позволило в конечном счете написать «Политику».

Средневековые университеты

Средневековые университеты создавались двумя способами: основывались меценатом (вузы Ближнего Востока — так, Аль-Карауин был основан Фатимой аль-Фихри, дочерью богатого торговца) или за счет объединения национальных гильдий (европейские вузы). От «гильдия» (или universitas, от латинского «совокупность») и произошло вошедшее в обиход слово «университет», а отнюдь не от «универсум» в значении «вселенная», как почему-то принято считать.

Гильдии были двух типов: состоящие из студентов (universitas scholarium) и преподавателей (universitas magistrorum). Болонский университет был примером первого, а Парижский (1150) — второго. Новые вузы, которые возникали впоследствии на юге, ориентировались на Болонью, а на севере, включая Англию и Шотландию, — на Париж. 

Типичный студент Болонского университета — практикующий юрист или богослов в возрасте 20–30 лет, который хотел улучшить свои навыки и поучиться у известного преподавателя. Он приезжал в город, становился членом национальной студенческой гильдии, давал клятву верности ректору, а далее пил и дебоширил, но прилежно посещал утренние лекции. 

Преподавателей нанимали и увольняли сами студенты. Законы были драконовскими: преподавателей наказывали за опоздания, слишком маленькое количество слушателей, отказ что-то прояснить или невнимание к глашатаям университета, объявляющим новые правила. Если преподаватель хотел уехать из города на несколько дней, ему необходимо было оставить залог, который гарантировал его возвращение обратно.

В Париже были совсем другие правила игры. Студенты по аналогии с Болоньей объединялись в гильдии по национальному признаку. Но здесь они были моложе (14 лет) и жили в колледжах — модель, которая позже приживется в Оксфорде и Кембридже, а еще позже будет перенесена в США. В каждом колледже был мастер, который управлял домом. 

Если Болонский университет был вузом-клубом, в котором студенты самостоятельно определяли, как учиться, то Парижский университет был вузом-монастырем, жизнь в котором строилась на дисциплине и ограничениях. Коммуникация велась на латыни, и не только потому, что латынь была языком книг, но и потому, что так было сложнее разговаривать, а это значит, что студенты говорили меньше небогоугодного. Тишина и вовсе была идеальным режимом, поскольку резко уменьшала количество не только небогоугодных бесед, но также ссор и драк. Встречи в личных комнатах студентов для банкетов были запрещены. Разговаривать в холлах тоже было нельзя. Ересь приводила к отчислению, а развлечения были недопустимы.

Образование в средневековых вузах строилось на основе уже знакомых нам тривиума и квадривиума. После этого базиса можно было перейти к изучению профессии — юриспруденции, медицины или теологии. Исследования велись: в южных вузах больше в области медицины, а в северных — теологии.

Что осталось от средневековых вузов? Современная тройка обязательных компетенций — критическое мышление, базовая грамотность и коммуникация (тот же тривиум). Попытки перестроить образовательный процесс по схеме 2+2+2 в современном российском образовании — это не что иное, как завершение очередного исторического витка и возврата к идеям «сначала базис, а потом специализация», а также «выпускник должен быть сначала свободным и критически мыслящим человеком, а только потом — профессионалом». Понятия «бакалавр», «магистр» и «доктор» отражают эту логику развития. Они уходят корнями в средневековое военное дело: «бакалавр» когда-то был воином, уже посвященным в рыцари, не еще не имеющим права на свой отряд. Наконец, мы до сих пор бьемся между подходом «вуз-клуб» и «вуз-монастырь». Для примера: отказ от оценок в пользу обратной связи — «клубное», а вот прокторинг— «монастырское».

Возрождение и Реформация

В эпоху Ренессанса университеты становятся популярны, в них вкладываются огромные деньги, поступающие в основном от церквей и меценатов. Число университетов растет: к 1400 году их становится 29, в XV веке создается еще 28, 18 появляются в период с 1500 по 1625 год. Это приводит к нормализации высшего образования и даже отчасти ставит его на поток. Например, 90% выпускников Карлова университета в Праге становились учителями латыни для школ Королевства Богемия.

Университеты начинают использовать как орудия в религиозных войнах католиков и протестантов. Как следствие, они закрываются от студентов других городов. Разрешить местным жителям идти в чужой город получать образование значило подвергнуть принятую систему взглядов риску: выпускники могли вернуться носителями чужой веры.

До поры до времени интеллектуальная деятельность процветала. На юге появились оригинальные работы в области медицины, математики, естествознания, права и гуманитарных дисциплин, происходил расцвет гуманизма. На севере бушевала Реформация и переосмыслялась роль церкви. Важной здесь была концепция sola scriptura («только писание») Мартина Лютера, которая гласила, что Библия является единственным истинным источником вероучения. Это значило, что, только читая Библию, можно было достичь праведности. А это приводит к логическому выводу, что каждый христианин должен быть грамотным. Грамотность расходилась вокруг Виттенбергского университета, где работал Лютер, концентрическими кругами. 

С Лютером у современных университетов связано много интересного. Вчастности, шведская традиция spikning («прибивание тезисов»). В 1517 году Мартин Лютер прибил (или нет, но все равно принято считать, что да) 95 тезисов на двери одной из немецких церквей. В шведских университетах spikning в какой-то момент превратилось в академическую церемонию: PhD-диссертация публикуется в виде небольшой книги и торжественно в кругу друзей, а иногда и с научным руководителем и другими профессорами прибивается на стену. Важно прибить так, чтобы ее удобно было читать: знание значимо, и оно должно что-то менять, а значит, быть максимально открытым. Открытые, авторские, публичные концепции — то, на чем держится современная наука, — детище Реформации.

Темные века высшего образования

В этой главе речь пойдет не о Средневековье, а о XVII–XVIII веках. Это был первый кризис не конкретного вуза, а университета как организации. Что произошло?

Во-первых, интеллектуальная стагнация, связанная с протекционистским ужесточением религиозной доктрины и запретом на перемещение между городами. Во-вторых, катаклизмы — Тридцатилетняя война, Северная война, вспышки голода и чумы — забирают жизни, подрывают финансовую устойчивость, разъедают школы мысли. Университеты разрывают внутренние конфликты между студентами и преподавателями. Наконец, у университетов появляются «соперники».

«Соперников» условно можно разделить на три группы. Первая — специализированные школы вроде технических, инженерных, кораблестроительных, которые предлагали конкретное ремесло. Вторая — школы религиозных орденов, в частности иезуитов, где изучались предметы, которых не было в университетах: верховая езда, французский, танцы. Кстати, у иезуитов была своя преподавательская методология — игнатьевская, названная по имени Игнатия Лойолы. Ее принципы, сформированные в XVI веке, похожи на идеи, которые мы сейчас называем инновационными: необходимость понимать контекст и место нового знания в общей системе знаний, рефлексия, перевод в действие, регулярная оценка результатов обучения.

Наконец, зарождаются ученые сообщества, которые нам более известны как академии наук: Французская академия наук, Лондонское королевское общество, общества в Берлине, Уппсале, Санкт-Петербурге, Стокгольме, Копенгагене и многих других. Кстати, первый российский университет (воспользуемся консенсусным представлением), Академический университет, был создан как заведение-спутник при Академии наук в Санкт-Петербурге. 

Университеты проигрывали этим группам. Это создало проблему оттока интеллекта: студенты и интеллектуалы того времени выбирали другие организации. Это, в свою очередь, вызвало еще большее сопротивление изменениям.

Просвещение было в моде. Оно было частью повестки монархов, в частности Фридриха II в Пруссии, Екатерины II в России, Иосифа II в Австрии, но в целом не частью повестки университетов. Это стало исторической ошибкой, которая стоила им двух веков влияния на мировой интеллектуальный ландшафт. От темных веков остались ученые сообщества, которые можно справедливо считать частью национальных систем высшего образования, о чем среди прочего говорят современные политические проекты по интеграции научно-исследовательских институтов и вузов во Франции и России.

Исследовательский университет, или Новая одержимость

Исследовательские университеты стали ответом на кризис темных веков, организационной мутацией в целях выживания, симбиозом средневековых и ренессансных вузов и академий наук. 

Одна из типичных ошибок — говорить о том, что до XIX века университеты были исключительно «преподавательскими» или «образовательными» учреждениями. Уже упомянутые выше изыскания Аристотеля, средневековые и ренессансные эксперименты, в частности медицинские, гуманистическая реконструкция античных знаний говорят о другом. Университет всегда был местом, где знания не только передавались, но и рождались, критиковались, получали новую интерпретацию и применялись. Этим он и отличается от других организаций. 

Действительно новым в исследовательском университете XIX века (в частности, гумбольдтовском, о котором речь пойдет позже) было то, что образовательный процесс рассматривался как естественное продолжение, дополнение и вызов для исследовательского процесса.

Моментом зарождения исследовательских университетов считается 1810 год, когда появился Берлинский университет. Основание университета как продолжение либеральных идей Фридриха Шлейермахера было пролоббировано Вильгельмом фон Гумбольдтом, в то время министром образования (поэтому и университет «гумбольдтовский»). К чему это привело? Во-первых, к взлету национальных государств, которые соревновались между собой в том числе с помощью нового знания. Гумбольдтовский университет был первым университетом, созданным как национальный, а преподавание велось на немецком языке. Во-вторых, Германия (Пруссия), желающая усилить свою власть в Европе, сделала ставку на развитие культуры и поручила эту задачу вузам. В-третьих, государство хотело, чтобы университеты готовили госслужащих, и предоставляло им в ответ финансирование и полную академическую свободу. Гумбольдтовский университет был продуктом контракта между правительством и профессурой. Наконец, гумбольдтовский университет был интеллектуальной альтернативой расщеплению немецких университетов на специализированные школы вслед за Францией.

Профессора переходят от пересказа древних текстов к чтению авторских курсов. Ядром профессорского состава гумбольдтовского университета стали ученые из академии наук в Берлине. Если раньше преподаватели могли вести несколько разных предметов, то теперь у них появляется специализация по дисциплинам. Начинает цениться исследовательская харизма и оригинальность мысли. Профессора часто соревновались за студентов. Шопенгауэр любил ставить свои лекции одновременно с лекциями Гегеля, чтобы показать, к кому приходит больше слушателей — как оказалось, к Гегелю. 

Путь к профессорству лежал через руководство исследовательским семинаром. Чтобы стать руководителем семинара, нужно было основать новую дисциплину. В это время появляются филология, экономика, археология, антропология и другие направления. Со временем семинары «застывали» отдельными департаментами — то, что мы сейчас называем кафедрами.

Помимо Германии, исследовательские университеты появляются также в Шотландии, причем практически одновременно. Идеи новых моделей и подходов уже витали в воздухе и могли оседать в различных локациях.

Исследовательский университет стал новой одержимостью. Российские имперские университеты были смоделированы на основании Геттингенского и Берлинского университетов. Университет Джонса Хопкинса, первый исследовательский вуз в США, положил конец доминированию колледжей — вузов, ориентированных только на образование и подготовку. В начале XX века исследовательские университеты появились в Японии, Таиланде, Китае, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африке, Египте, Канаде, Перу, Чили, Бразилии и во всех передовых европейских странах.

Современные университеты — модернизированная, более демократичная и международная версия исследовательских университетов XIX века.

Массовизация, демократизация и студентоцентризм

До середины XX века образование оставалось доступным только для узких групп населения. Переход к массовому высшему образованию начался после Второй мировой войны.

По классической классификации Мартина Троу, элитное высшее образование предполагает, что в вузах обучается менее 15% от возрастной группы, массовое — от 15 до 50%, а универсальное — от 50%. Сейчас в развитых странах, включая Россию, образование массовое (хотя ситуация может различаться среди регионов внутри страны). Однако массовизация привела к росту количества игроков на рынке и связанной с этим диверсификации университетов, образовательных предложений и опыта студентов, а также к изменению отношения к высшему образованию, которое все больше воспринимается как право и необходимость, а не привилегия.

Во второй половине XX века появились новые необычные форматы: вузы, построенные на основе проблемоориентированного обучения (например, Маастрихтский университет в Нидерландах или Ольборгский в Дании), вузы, в которых студенты становятся полноценными исследователями или инженерами (МФТИ и МИФИ), реакционные вузы, пытающиеся вернуть «классическое» текстоцентричное образование (Сент-Джонс в США), вузы, построенные на общинной жизни и творчестве (Блэк-Маунтин-колледж, также США), вузы, находящиеся в симбиотических отношениях с предпринимателями (Стэнфорд или Кембридж). 

Важную роль сыграли студенческие протесты 1960-х. Они привели к очередной волне студентоцентричности и экспериментам в высшем образовании, которые стали строиться на идеях ответственности студента за образовательный процесс и участия в его проектировании, самоуправления и соуправления, индивидуального подхода.

Большинство экспериментальных вузов 1960-х исчезли: рухнул рынок, внутренние конфликты оказались слишком серьезными, сказалось отсутствие бизнес-плана или кто-то другой позаимствовал идею и сделал лучше. Однако огромный, до сих пор не переработанный массив новых идей, подходов, методов, форматов и позиций остался. Вузы разных стран медленно встраивают их в свои модели.

В течение XX века вузы активно встраивались в национальные системы (или системы города или штата). Некоторые из них вроде системы высшего образования СССР были радикально централизованы. Развивалась государственная политика в области высшего образования. При этом ближе к концу XX века государственные интервенции направлялись на создание дополнительной, рыночной логики для университетов. Появились соревновательность, повышенная автономия, финансирование по результатам исследований или других выполненных обязательств.

С оглядкой на длинную историю период полноценного государственного финансирования университетов был недолгим. К концу XX века западные университеты настолько выросли в размере и оборотах, что правительства больше не могли их поддерживать. Отсюда возник тренд на предпринимательский университет.Термин принадлежит Бертону Кларку, который определял предпринимательство как способность университетов самостоятельно определять стратегию и тактику своего развития.

Организационная самостоятельность предполагает финансовую независимость, поэтому университеты начали зарабатывать с помощью исследовательских контрактов, платы за обучение, аренды площадей, финансовых вложений. Другой важный аспект здесь — укрепление системы управления. Университеты начали перестраивать процессы в бизнес-логике, формировать наблюдательные советы, в которых представлены ключевые заинтересованные стороны, чтобы лучше понимать их интересы, сделали ставку на подготовку управленцев, начали вкладываться в развитие профессиональной администрации и сервисов. Эти процессы мы наблюдаем и сейчас.

Тренды современного высшего образования

Что происходит сейчас? Прежде всего, заметно меняются отношения со стейкхолдерами, в первую очередь студентами и преподавателями, и партнерами. Университеты берут на себя больше ответственности, учитывают интересы разных групп и отчитываются по результатам взятых на себя обязательств. Они играют роль партнера в программах развития городов, индустрий и стран. При этом чем самостоятельнее университет, тем ему важнее быть полезным и востребованным и тем больше он может сделать.

У массовизации есть обратная сторона — новый запрос на элитное образование. Взлетает популярность парадигмы свободного образования, которое всегда было индивидуалистичным, даже «штучным» и элитарным. Студенты заинтересованы в том, что у них была возможность не работать с 18 лет на определенную профессию, а сначала получить широкое образование, построить картину мира. Их привлекает интеллектуальная сложность и отношение к ним как к отдельным личностям с уникальным набором целей.

Университеты все больше воспринимаются студентами и преподавателями как международные. Знание и профессия не имеют национальных границ, тогда почему университеты должны быть ориентированными только на национальные интересы? Интернационализация высшего образования — образовательного и исследовательского процессов, управления и сервисов — сейчас является одной из самых горячих тем в мировой дискуссии о высшем образовании. 

При этом локализация — укоренение университета в своем регионе или в сфере индустрии, за которую он отвечает, — это также тренд. Невозможно быть локальным, не будучи международным, иначе университет не сможет заимствовать лучшие практики из любой точки мира, а взамен критически осмыслять и «упаковывать» свои практики для пользования другими.

Цифровая трансформация, которая часто позиционируется как начало конца университета, — это всего лишь еще одно измерение. Например, вы больше не можете воспринимать «кампус» как исключительно физическое пространство. Он гибриден: физический и цифровой. Невозможно не думать, как дидактика будет преломляться в онлайн-формате. При подготовке исследователей нельзя не учить пользоваться онлайн-базами данных, виртуальными лабораториями, инструментами для дистанционной работы и нетворкинга. 

Что останется после нашего времени? Выживут ли университеты? Ничего не говорит об обратном. Количество студентов, вузов, денег на рынке высшего образования, задач и партнеров растет. В каждую из эпох университеты имитировали наиболее успешные организации: языческий храм в Античности (вы же не думали, что в Академии Платона и Лицее Аристотеля только учились?), церковь в Средневековье, государственную бюрократию в XIX веке, международную корпорацию в XX веке и, как мы подозреваем, бизнес-акселератор или венчурный инвестиционный фонд в XXI. Теперь он будет развивать не только себя, но и другие интеллектуальные структуры, создавая вокруг себя экосистемы. Но это лишь формы, а внутри остается все то же — интеллектуальные операции со знанием.

https://postnauka.ru/longreads/156177